YP«Петербургский театральный журнал»
Елена Кухтакандидат искусствоведения, доцент СПГАТИ. Печаталась в журналах ?Московский наблюдатель?, ?Петербургский театральный журнал?, центральных и петербургских газетах, научных сборниках. Живет в Дании. | |
Эстетика игрового театра иPтеатральность, умение из «пепла создать ад»P сильные стороны режиссуры Тростянецкого. Ему удается находить сценические эквиваленты прозе. Например, знаменитая символическая метель наPстанции Бологое. Вронский (Андрей Никитинских) пускает вPход ветродуй: мощная струя воздуха терзает мантилью иPволосы Анны, захлебываясь воздухом, она кричит Вронскому: «Зачем выPздесь?? Довольно!!» Когда-то вPвахтанговской «Принцессе Турандот» Калаф читал трагический монолог, размахивая туфлей. Вахтангов утверждал власть театра: атрибуты вPруках актера могутPбыть самые ничтожные, ноPсилою актерской игры иPтеатральности ихPпрозаичность посрамлена, аPтеатр добивается своей высокой цели. Тростянецкий создает толстовскую метель примерно такPже, как вPшекспировском «Глобусе» демонстрировали бурю вPстепи для короля Лира.
Актриса Елена Кривец поддерживает все привычки нашей памяти, недаром ееPсценический облик нарочно буквально отвечает толстовским «ремаркам» иPлегко стилизуется под легендарную мхатовскую Анну Аллы Тарасовой. Актриса иPрежиссер, видимо, стремятся дать концепцию традиции, которая вPсвоем пределе вырождается вPштамп, аPпотому становится смешной, что иPтребуется. Кривец всюду дает ожидаемую нами краскуP звук, движение,Pжест, обеспечивая такой подчеркнутой узнаваемостью необходимый вPдуэте сPМатвеевым комический эффект. Что неPоставляет для нее возможности поPходу действия вызывать иPдругие ассоциации, поэтические иPтрагические.
НаPмалой сцене театра им.PЛенсовета «сочинение» Тростянецкого идет вPпустом иPсветлом пространстве, где зрителю достаточно намека, брошенной фразы, даты сPуказанием места происшествия, нацарапанного обламывающимся мелком наPщитах задника, чтобы вообразить станцию Бологое, скачки или бальную залу. Вот злая, раздавленная своим несчастьем Кити (Н.PШамина) шипит, как кошка, про «эти ее (Анны) руки», про «эту ееPшею» ИPмыPтутPжеPвспоминаем как наяву «твердую шею» Анны сPниткойPжемчуга, иPточеные, «как старой слоновой кости», плечи, иPто, как Анна «всегда выступала изPсвоего туалета», иPчто Кити увидела «что-то ужасное иPжестокое вPееPпрелести». ИPт.Pд.
Тростянецкий поставил неPмистерию, напротивP почти комедию! (Его трагикомический спектакль скорее смешит, чем печалит.) Ход постановщика, нарушая инерцию читательского восприятия романа, остраняет классический текст; аналогию можно найти уPК.PГинкаса, предложившего вPсвое время «танцевать Достоевского». Смеховой аспект трагического, более очевидный уPДостоевского, проблематичен уPТолстого, однако Тростянецкий пытается утвердить его сценическую реальность. Здесь танцуют наPфоне «Крейцеровой сонаты» Бетховена: перипетии страсти, эгоизма иPвеликодушия, разыгрываемые вPстиле «шуток, свойственных театру», получают трагическое обрамление вPбетховенскойPлирике.
Идея толстовской повести обPоткрытой прощающему человеку истине оPзаконе добра облегчила режиссеру путь создания собственного драматического сочинения наPоснове «Анны Карениной». Но если бPзритель мог неPвспоминать, как бесконечно все запуталось, как потерялись все трое, муж,Pжена иPлюбовник, иPтолько потому, что Анна осталась жива! Вся масса романа, известная читателю, затрудняет катарсис вPфинале постановки, ноPдело спасает тоPобстоятельство, что Тростянецкий поставил веселый спектакль. АPзначит, допустил возможность амбивалентного восприятия финала. Зритель вправе помнить, сколь относительно «спасение» героев, если ихPпрочный мир можетPбыть обеспеченPлишь смертью одного изPних.
АPчтоPжеPКаренин? ИPтеперь онPостается настоящим героем спектакля, ибо зритель, легко читая идейную тенденцию постановщика, похоже, предпочитает ейPвеселый иPзлой гротеск Матвеева. ВPсамой идее сценария поPроману режиссером предусмотрена строительная, драматургическая инициатива для актерской импровизации. Историю униженного иPсмешного, обиженного иPзаблуждающегося человека Матвеев темпераментно иPостроумно излагает как своего рода «путь страсти Каренина». Пытаясь найти наилучший выход изPположения, изPкоторого нет вообще никакого выхода, Каренин, как тоPиPследует поPзакону клоунской игры, бесконечно набивает себе шишки. Зритель хохочет, наблюдая, как герой тоPиPдело «подскальзывается». Эксцентрика Матвеева далека отPсентиментальности, ноPкPфиналу его герой волнует зрителя всерьез. Окружение предъявляет кPнему требования порядка героического, иPвPфинальные минуты Каренин, только что решившийся «воздать»Pжене за «нарушение его спокойствия иPчести», заPвсе неудобства позора, иPпр., иPпр., иPпр., поставлен перед необходимостью обратиться чутьPлиPне в какую-то Жанну д'Арк, чтобы превозмочь вPсебе земные страсти. Каренин-Матвеев оглядывается вPзал, как перед прыжком сPнебоскреба, сPрастерянным изумлением: даPмыслимоPли? НоPему удается искренне простить иPумирающуюPжену, иPееPлюбовника. Собственно, это герой Матвеева вPфинале спектакля наPмгновение видит свет, просиявший Ивану Ильичу.
« НастолькоPлиPесть (любви вPдуше твоей), чтобы можноPбыло простить. Если есть, тоPпрости!»P убеждает Анна обиженную Долли примириться сPмужем. Мудрость прощения как абсолютная ценностьP вот что внушает спектакль Тростянецкого. Судя поPвсему, постановщика увлекает не «путь страсти» Анны Карениной, не «весь ужас метели», ноPидея ввести вPсвой сценарий поPроману Л.PТолстого мотивы повести «Смерть Ивана Ильича». Они содержательно замещают вPпостановке принципиальный для романа путь богоискательства Константина ЛевинаP иPвытесняют изPспектакля эту фигуру, контрастную иPпарную «грешной» Анне, отдавшейся страсти. ВPцелом театр неPпогружается вPдальние пространства романа иPобрезает сюжет родами Анны иPееPпредполагаемой смертью. Так устраивается возможность для героини испытать возрождение наPпути добра: умирающая Анна примиряется сPмужем иPсоединяет воPвзаимном прощении мужчин-соперников. Тогда, как тоPбыло сPИваном Ильичом, она видит свет.
Владимир Матвеев разыгрывает беспомощность своего приговоренного кPнесчастью героя, иPего жалость кPсебе, иPярость, иPпорывы сострадания вPприемах клоунады, подключая кPделу магнетическую власть ееPобаяния. Эксцентрика заостряет драматические противоречия, ноPиPнеизбежно гуманизирует объект изображения: актер-эксцентрик делает чудовищно смешным бессилие перед жизнью рационального человека, ноPиPберет под своеобразную защиту «эту злую машину». Нам предлагается взглянуть наPКаренина неPсвысока, неPобвиняющими глазами Анны, кPчему мыPпривыкли сPдетских лет, аPкак если бPего житейская незадача стряслась сPнами. ВсякийPбывал или будет ошеломлен внезапной потерей привычного мира отношений сPлицами близкими. Зрителю заново ясна объективнаяPжестокость положения Каренина. Это, конечно, неPзначит, что мыPпринимаем безжизненность толстовского Каренина заPжизнь иPт.Pп., но матвеевский Каренин бурлит страстями неPменьше счастливого соперника: онPревнует Анну, тут «пуды любви».
Спектакль следовалоPбыPназвать «Каренин». Анна иPВронский -Pлица, составляющие декоративный фон, динамичный, возбуждающий иPчувственный, для «мильона терзаний» Алексея Александровича Каренина, очнувшегося наPкраю «пропасти». ВсегдаPбыл прав иPпоступал правильноP иPвдруг смят иPуничтожен без всякой вины, унесен, как щепка вPполоводье. Нелогичная, непонятная стихия страстиP вот «пропасть», аPмостP разобран!! Обливаясь потом испуга, изумления иPобиды, потрясенный Алексей Александрович пытается складывать «мост».
Театр им.PЛенсовета. Сценарий иPпостановка Геннадия Тростянецкого, художник Александр Липовских
Петербургский театральный журнал № 252001 Что он пеле... педе? пелестрадал PЧто он пеле... педе? пелестрадалЕлена Кухта«Каренин. Анна. Вронский» (сочинение вP2-х частях поPмотивам романа Л.PН.PТолстого «Анна Каренина»).
Комментариев нет:
Отправить комментарий